которые жили здесь.
– Что ж, жаль, конечно. Думаю, они и сами не узнали бы сейчас свой дом, потому как внутри все ободрано А теперь идите туда, мэм, и спросите капитана,
Скарлетт поднялась по ступенькам, ласково поглаживая рукой поломанные белые перила, и толкнула входную дверь. В холле было темно и холодно, как в склепе; продрогший часовой стоял, прислонясь к закрытым раздвижным дверям, которые в лучшие времена вели в столовую.
– Я хочу видеть капитана, – сказала Скарлетт.
Часовой раздвинул двери, и она вошла в комнатусердце ее учащенно билось, лицо пылало от волнения и замешательства. В комнате стоял спертый дух – пахло дымом, табаком, кожей, мокрым сукном мундиров и немытыми телами. Она как в тумане увидела голые стену с ободранными кое-где обоями, ряды синих шинелей и широкополых шляп, висевших на крючках, яркий огонь в камине, длинный стол, заваленный бумагами, и нескольких офицеров в синей форме с медными пуговицами.
Скарлетт судорожно глотнула и почувствовала, что обрела голос. Только не показать этим янки, что она боится. Она должна выглядеть и держаться как можно лучше и независимее.
– Капитан?
– Ну, я – капитан, – сказал толстяк в расстегнутом мундире.
– Я хочу видеть вашего арестанта – капитана Ретта Батлера.
– Опять Батлера? Ну, и спрос же на этого мужика, – расхохотался капитан, вынимая изо рта изжеванную сигару. – Вы ему родственницей приходитесь, мэм?
– Да… я его… его сестра.
Он снова расхохотался.
– Много же у него сестер, одна была тут как раз вчера.
Скарлетт вспыхнула. Наверняка какая-нибудь из этих тварей, с которыми водится Ретт, – должно быть, Уотлинг. Ну и, конечно, янки решили, что она – такая же. Нет, это невыносимо. Даже ради Тары не станет она терпеть оскорбления и не пробудет здесь больше ни минуты. Она было повернулась и с гневным видом взялась за ручку двери, но рядом с ней уже стоял другой офицер. Он был молодой, гладко выбритый, с добрыми шустрыми глазами.
– Минуточку, мэм. Может быть, вы присядете и погреетесь у огня? А я сходку и выясню, что можно для вас сделать. Как вас зовут? Он отказался видеть ту… даму, которая приходила вчера.
Бросив сердитый взгляд на незадачливого толстяка капитана, Скарлетт опустилась в предложенное кресло и назвала себя. Приятный молодой офицер накинул шинель и вышел из комнаты, а остальные столпились у дальнего конца стола и принялись тихо переговариваться, время от времени тыча пальцем в бумаги. Скарлетт с облегчением протянула ноги к огню и только тут почувствовала, как они застыли, пожалела, что не подумала подложить картонку в туфлю, на подошве которой была дырка. Через некоторое время за дверью послышались голоса, и до нее донесся смех Ретта. Дверь открылась, в комнату ворвалось дыхание холодного воздуха, и появился Ретт, без шляпы, в небрежно наброшенной на плечи длинной накидке. Он был грязный, небритый, без галстука и все же элегантный; при виде Скарлетт черные глаза его радостно сверкнули.
– Скарлетт!
Он схватил обе ее руки, и, как всегда при его прикосновении, ее обдало жаром. Не успела она опомниться, как он нагнулся и поцеловал ее в щеку, слегка щекотнув кончиками усов. Скарлетт вздрогнула, и почувствовав, что она пытается отстраниться, он обхватил ее за плечи и сказал: «Милая моя сестренка!» – и усмехнулся, глядя на нее сверху вниз и наслаждаясь ее беспомощностью, ибо она ведь не могла отклонить его ласку. Скарлетт невольно рассмеялась: лихо он воспользовался своим преимуществом. Прожженный негодяй! И тюрьма ни чуточки его не изменила.
Толстяк капитан, не вынимая изо рта сигары, буркнул шустроглазому офицеру:
– Не по правилам. Он должен находиться в каланче. Ты же знаешь приказ.
– Да будет тебе, Генри, дамочка замерзла бы там.
– Ну, ладно, ладно! Ты отвечаешь.
– Заверяю вас, джентльмены, – сказал Ретт, поворачиваясь к ним, но не выпуская из объятий Скарлетт, – моя… сестренка не принесла мне ни пилы, ни напильника, с помощью которых я мог бы бежать.
Все рассмеялись, и Скарлетт быстрым
